В школьном дворе все стало ещё хуже. Простая растерянность пикси сменилась очевидной истерикой, болью, бессознательным бредом и каким-то внутриутробным криком отчаяния. Малыш тряс головой, зажимал уши, прекрасно понимая, что ничего не выйдет, что миллионы чужих голосов не попадут и не уйдут, даже если Фатум оглохнет. Он знал это всё, но такая привычная рациональность растворилась в нём, растаяла среди неконтролируемого страха.
Ривен грубит, ему не до чужого,
У Стеллы модный новый шарф,
Миели приезжает вновь из дома,
Рыдает Иви, на колени пав...
Подруга Лиззи повредила руку,
Алиса гладит милого кота,
Ведьма из мрака заглушила звуки…
У новой феи совесть не чиста...
Искрятся светом фонари гулянья.
В тиши играет скрипка и свирель.
Кичится Вэнди новым одеянием…
Какой же жаркий выдался апрель!..
Удары, битва, много крови, боли,
Подобно сказке раздаётся песнь.
Несётся прочь царевна из неволи,
Гуляет на концерте иронично спесь... - фраза за фразой слетали с его губ бессвязные строки, отрывки расшифрованных скорее на автомате видений. Он бессознательно шевелил губами, шептал, вскрикивал, дергал сам себя за фиолетовые волосы, всхлипывал.
- А-а!.. - закричал он, не помня себя и не желая больше что-то слушать и ощущать. Всё его маленькое тельце сжалось в один комок дрожи и плача. Это произошло в тот самый миг, когда Марьяна занесла страдальца в само здание, где, наудачу, никто не обратил на них особого внимания.
В фойе было плохо. Очень. Но, странное дело, чем ближе фея и пикси были к заветной комнате, тем становилось проще. В общежитии пересекались кратно меньше судеб, чем у главных ворот, чем в столовой или актовом зале, там было нескольким тише. Даже те, по-прежнему многочисленные отголоски чужих историй, тут были другими, мягче. В комнатах все же не было битв и громких мероприятий. Девичники и сны - другое. Это тоже туманит голову, это тоже куча несвязных мыслей, но они не такие яркие, не пестрят, будто новогодняя ель на далёкой немагической планете.
Когда за Фатумом и его хозяйкой закрылись двери в комнату, малыш перестал истерить и биться в отчаянных попытках заглушить несвязный гвалт. Он теперь тихо шмыгал носом, ощущая, как щиплет заплаканные глаза. Да, он возвращался сознанием в настоящее.
Но молчал.
Ему нужно было время, чтобы привыкнуть, чтобы успокоиться. Это было похоже на реабилитацию после наркоза. Разум был заторможен, в ушах шумело.